| Главная страница. | примечания | рис. |
|
Заблоцкий Е.М. ДВА ГЕНЕРАЛА И «ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС».
Опубликовано: Евгений Заблоцкий. Секретный указ Александра I. - Русско-американский журнал «Вестник», 2004, №2, с.26–28. Среди многочисленных документов центральных учреждений горного ведомства, хранящихся в Российском государственном историческом архива (РГИА) в Петербурге, особое место занимают документы, связанные с деятельностью конкретных лиц (формулярные списки, служебная переписка), позволяющие воссоздать «человеческое измерение» исторической обстановки. Очень небольшую часть этого богатства представляют документы, имеющие отношение к лицам иудейского вероисповедания, российским евреям, доступ которых к горному промыслу и горному образованию был существенно ограничен. Вместе с тем, соответствующие архивные дела, до сих пор не попадавшие в поле зрения исследователей, являются, по существу, характерными иллюстрациями, конкретными примерами политики властей в «еврейском вопросе». Большой интерес, в этой связи, представляет дело 1-го отделения Штаба корпуса горных инженеров, датированное 19 февраля–22 апреля 1844 года и озаглавленное «Касательно воспрещения находиться евреям в горных заводах и относительно укомплектования евреями подвижных инвалидных рот Горного ведомства» [1]. В деле находится текст (список с копии) «Высочайшего повеления Министру финансов от 19 февраля 1824 года». Это – секретный указ Александра I, не вошедший в Свод законов Российской империи. И не только не вошедший, но и прямо противоречащий существовавшему тогда и «усовершенствованному» в дальнейшем законодательству о евреях [2]. Чрезвычайно поучительно, на наш взгляд, само обсуждение этого обстоятельства в служебной переписке, содержащейся в архивном деле (см. ниже). Текст указа присутствует также в одном из дел фонда Еврейского комитета; соответствующая ссылка и выдержки из указа были помещены недавно в тексте «Евреи в Сибири» на сайте jewish.ru [3]. Правда, автор сетевой публикации (к сожалению, не обозначенный) трактует указ как запрещающий евреям занятие золотым промыслом на Урале, что является, на наш взгляд, ошибкой. Золотым промыслом на Урале могли заниматься владельцы горных заводов в пределах их территорий. О евреях, в этой связи, учитывая действовавшие в те годы узаконения, даже речи не могло идти. Что касается разрешения заниматься частным золотым промыслом на казенных землях на Урале, то этот вопрос обсуждался и был решен отрицательно [4]. Да и сам указ говорит о другом. Приведем полный текст секретного указа Александра I Министру финансов, в подчинении которого находилось горное ведомство: «Во время путешествия моего по хребту Уральскому заметив, что евреи, вопреки коренных государственных узаконений, стекаются на горные заводы и, занимаясь тайною закупкою драгоценных металлов, развращают тамошних жителей ко вреду казны и частных заводчиков, повелеваю вам предписать строжайше горным начальникам хребта Уральского и принять другие приличные меры, чтобы евреи отнюдь не были терпимы как на казенных так и на частных заводах, в горном ведомстве состоящих, равно и в Екатеринбурге, ни проездом ни жительством; о чем не оставьте сообщить Управляющему МВД для принятия сообразных мер по гражданскому управлению подлежащих губерний. На подлинном собственной Е.И.В. рукою написано: «Александр»» Чем же был вызван такой указ? После открытия золотых россыпей и первых успехов в их разработке, с 1819 года началась на Урале «золотая лихорадка». Частные заводовладельцы стали нанимать старателей. Несмотря на строжайшие запреты на присвоение добытого золота какая-то часть его проходила мимо казенной золотосплавочной лаборатории. Страдали от этого и заводовладельцы и казна. Как не редко случалось и в дальнейшем в отношении приграничной контрабанды, незаконной скупки золота или торговли спиртным, самым легко «вычисляемым» ненадежным и злонамеренным элементом оказывались евреи. И против них и принимались соответствующие меры [5]. Кто же из евреев мог оказаться в начале 19 века на горнозаводском Урале, за многие сотни верст от черты оседлости? – Прежде всего, евреи-купцы. Закон разрешал евреям проводить торговые сделки за пределами черты оседлости, если эти сделки были связаны с торговлей в черте их постоянного проживания. С этой целью они могли находиться в центральных губерниях и на Урале по специальным паспортам, выдававшимся губернаторами со строгой отчетностью перед МВД. Традиционным местом торговых операций была Ирбитская ярмарка, расположенная в 200 верстах к востоку от Екатеринбурга, существовавшая с 17 века и вторая по величине после Нижегородской. Именно через Ирбитскую ярмарку шла торговля Европейской России с Сибирью и Уралом. Знал ли Александр I географию настолько, чтобы понимать, что евреям-купцам очень трудно попасть на Ирбитскую ярмарку с запада, не пересекая сплошную полосу уральских горнозаводских земель, казенных и частных? Возможно знал и понимал, что своим указом по существу лишает евреев «фабрикантов, ремесленников, художников и купцов» права временного пребывания «во внутренних губерниях и даже столицах», гарантированного им же утвержденным «Положением» 1804 года. Иначе зачем давать указ именно секретный? Мы не знаем, каким образом во время посещения Урала, в обстановке «потемкинской деревни» Александр I «заметил» преступления евреев, кто ему в этом помог. Но царь не преминул продемонстрировать заботу о своих подданных (этот известный мотив принятия законов о евреях) и указ, запрещающий проезд евреев через горные заводы, появился. Но вернемся к архивному делу 1844 года. Дело содержит переписку по поводу рассматриваемого указа 1824 года, инициированную начальником Штаба корпуса горных инженеров К.В.Чевкиным [6]. Поводом послужил другой полученный им документ, – «Циркуляр инспекторского департамента Военного министерства», включавший в частности и разрешение зачислять совершеннолетних рекрутов из евреев (в том числе и поступивших в батальоны кантонистов) «в подвижные инвалидные роты, расположенные вне губерний, где евреи имеют оседлость». Именно такие «инвалидные роты» использовались в горном ведомстве для поддержания порядка в горнозаводских округах. По-видимому, необходимость реагировать на этот циркуляр и сама перспектива появления евреев на постоянной основе в горных заводах заставили Константина Владимировича Чевкина вспомнить о секретном указе двадцатилетней давности. При этом обнаружилось, что «сего Высочайшего повеления не оказывается ни в полном Собрании законов, ни в подлежащих уставах: Горном том 7, о состояниях т.9 и о паспортах и беглых т.14, издания 1842 года». Это обстоятельство побудило Чевкина обратиться за разъяснениями к наиболее авторитетному официальному лицу, – М.А.Балугьянскому, ближайшему помощнику М.М.Сперанского в деле кодификации российских законов, начальнику созданного для этой цели 2-го отделения Собственной Е.И.В. канцелярии [7]. Из текста соответствующего «отношения» Балугьянскому видно, что начальник Штаба генерал-лейтенант Чевкин совсем не уверен в том, действует ли все еще секретный указ или нет: «...покорнейше прошу Ваше превосходительство почтить меня уведомлением: не изволите ли иметь в виду какого-либо постановления, отменившего выше упомянутый Указ и по коему оный не был включен в Свод Законов?». И 4 марта 1844 года генерал Балугьянский сообщил начальнику Штаба корпуса горных инженеров о сделанном им распоряжении о внесении Указа от 19 февраля 1824 года в Полное собрание законов, а также в Продолжение Свода законов по Уставу горному, по Законам о состояниях и по Уставу о паспортах и беглых. Но уже через неделю, 11 марта, К.В.Чевкин получил от Балугьянского новое «отношение». В нем М.А.Балугьянский, профессор, авторитетнейший правовед, справедливо отмечает, что указ 1824 года не согласуется с Уставом о паспортах и беглых «в части воспрещения появления евреев проездом в Екатеринбурге и жительством». Балугьянский цитирует четыре пункта «Положения о евреях» 1835 года, регламентирующих нахождение евреев вне черты оседлости, в том числе и пункт второй: «Евреям купцам 1-й и 2-й гильдии разрешен между прочим приезд на ярмарку Ирбитскую». Балугьянский прямо признает, что не известно, как применялся указ 1824 года, и констатирует: «встречает затруднение определить пространство, в каком означенный указ может быть введен в Свод законов без разногласия с означенным Положением 1835 года». Действительно, ситуация сложная и Балугьянский просит Чевкина сообщить свои соображения по этому вопросу. Через три дня, 14 марта, к товарищу Министра финансов [8] поступает проект ответа Чевкина Балугьянскому, – на предварительное одобрение. Резолюция товарища министра: «Мне кажется этот ответ правильным», – и на следующий день обстоятельное «отношение» Чевкина Балугьянскому направляется в Собственную Е.И.В. канцелярию. Текст «отношения» показывает, каким образом можно найти выход из казалось бы неразрешимого противоречия. Во-первых Константин Владимирович отмечает, что «...общие выражения Положения <...о евреях, 1835 года> относительно случаев, в коих дозволяется евреям пребывание в Велико-Российских губерниях, нигде не отменяют положительного воспрещения допускать их на горные заводы». А раз так, то Главное управление горное и «не могло... допустить никакого изменения в означенном Указе». Во-вторых, предлагает, как можно было бы сейчас сказать, своего рода семантическое толкование ключевых слов секретного указа. К.В.Чевкин пишет что разрешение евреям ездить на Ирбитскую ярмарку (содержащееся в «Положении о евреях» 1835 года) не противоречит указу 1824 года, поскольку этим указом, якобы, не воспрещается проезд евреев через Екатеринбург и горные заводы, «... а токмо постановляется, чтобы они там не были терпимы ни проездом ни жительством, что скорее означает чтобы евреи не могли даже и временно проживать на заводах под видом проезда»... Да, не просто истолковать слова монарха... Так что, «и ныне Горное Управление считает для себя Указ 1824 года сполна обязательным», тем более, что его никто не отменял, а «мера им предписанная весьма существенна для ограждения нравственности заводов и предотвращения хищничества дорогих металлов». Как видим, все проблемы разрешены. И фактически практиковавшийся проезд евреев-купцов через горные заводы на Ирбитскую ярмарку объяснен, и нравственность ограждена, и в законах нет противоречий. Умным человеком был Константин Владимирович Чевкин. И во взглядах на права евреев находился на соответствующем своему положению уровне. Между тем, Военное ведомство ждало реакции на свой циркуляр, опубликованный еще в феврале и направленный Чевкину (см. выше). П.Ф.Веймарн, дежурный генерал Главного штаба, просит К.В.Чевкина сообщить к 15 мая «...сколько именно и в какие подвижные инвалидные роты Горного ведомства может быть назначено рекрут из евреев...». В ответном «отношении» Чевкина со ссылкой на указ 1824 года говорится: «...едва ли представляется возможным назначить рекрут из евреев в подвижные инвалидные роты Горного ведомства, которые впрочем ныне и не нуждаются в пополнении». Все, как видим, культурно. Только остается вопрос о цене и весе «разрешающих» статей гласных российских законов по «еврейскому вопросу». На следующий день после ответа Веймарну, 8 апреля 1844 года К.В.Чевкин получил «отношение» от генерала Балугьянского, все еще озабоченного указом, не вписывающимся в опубликованные законы, «при всей справедливости изъясненных Вашим превосходительством оснований». Оказывается, указ должен быть внесен буквально, что приведет к «явному противоречию с Положением 1835 года». А редакция указа, – это превышение власти, предоставленной 2-му отделению Канцелярии. М.А.Балугьянский предлагает Горному управлению самому представить на «Высшее разрешение установленным порядком» соответствующие соображения и редакцию. Чевкин направляет свои соображения в МВД и просит сообщить мнение по этому вопросу. Затем докладывает о содержании последнего «отношения» Балугьянского товарищу Министра финансов. Наконец, 22 апреля 1844 Чевкин направляет еще одно «отношение» Балугьянскому, и это – последний документ в архивном деле: «...его Высокопревосходительство <товарищ Министра финансов> поручил мне сообщить Вам... Горное ведомство должно продолжать по-прежнему исполнять сей указ и без обнародования оного». Добавим от себя, что остается только поинтересоваться, насколько характерен этот сюжет. Известно, что практика произвольного толкования законов была достаточно распространена. Царская Россия отнюдь не представляла собой правового государства. Тем более это касается законов о евреях [9]. Можно также вспомнить ответ просителя, эпизодического персонажа одного советского фильма из истории царской России, на вопрос большого чиновника, – «как судить тебя, по закону или по совести?»: «По совести, батюшка! По совести!». Чиновник, задавая вопрос, указывает широким взмахом руки на стоящие длинным рядом по периметру огромного кабинета тома Свода законов Российской империи. |
