| Главная страница. | продолжение | примечания | карта маршрута | рис.1. | рис.2. | рис.3. | рис.4. |
|
Заблоцкий Е.М. НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ АНОСОВ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ: АМУРСКАЯ ЗОЛОТОПОИСКОВАЯ ПАРТИЯ (1857-1860 ГГ.).
1. По Амуру до Николаевского поста. 18 мая 1857 года из Шилкинского завода «на особо выстроенной барже при двух малых лодках» отправилась Амурская золотопоисковая партия. Партию возглавил 23-летний поручик Корпуса горных инженеров, чиновник особых поручений Горного отделения Главного управления Восточной Сибири Николай Павлович Аносов [1]. Под его командованием находились штейгер Тетерин, один промывальщик и десять горнорабочих, служителей Нерчинских заводов. Решение о начале поисков золотых россыпей по Амуру было принято генерал-губернатором Восточной Сибири Н.Н.Муравьевым, получившим полномочия на пограничные переговоры с китайскими властями. До завершения этих переговоров действия поисковой партии могли распространяться лишь на местность, прилегающую к устью Амура. Соответственно, партии было предписано проследовать в этот район, не задерживаясь и ограничившись в верхнем и среднем течении Амура обследованием нескольких небольших левых притоков [2]. Сведения о золотоносности региона к началу работ Амурской партии исчерпывались данными Забайкальской экспедиции и экспедиции Невельского. Материалы секретной Забайкальской экспедиции военного ведомства (1849-1851 гг.) были известны Аносову, вероятно, в общих чертах, поскольку опубликованы не были. Он пишет о «золотых пылинках» по Амазару и «мельчайших золотинках» в русле Купури [3]. Упоминает он и о единственной золотине, обнаруженной штейгером Блинниковым (экспедиция Невельского) в шлихе по р. Искай, впадающей в залив Счастья. Общее благоприятное впечатление в отношении перспектив золотоносности Верхнего Приамурья, основанное на сходстве с Нерчинской горной областью, сложилось у Аносова еще при плавании по Амуру с военной экспедицией Муравьева в 1854 году [4]. На этот раз оно подтвердилось пробными промывками, – одна золотина была вымыта на устье речки выше Ольдоя и несколько – на устье Буринды. От устья Зеи до Хингана Амурская партия не встретила «ничего благонадежного для открытия золотых россыпей». В ущелье Хингана партия находилась всего несколько дней (с 4 по 9 июня). В поле развития порфиров промывка 60 пудов песка показала наличие свинцового и молибденового блеска. При промывке песков (40 пудов) из шурфа среди сменивших порфиры гнейсов, сланцев и грейзенов знаков золота обнаружено не было. Исследованию относительно крупной речки в этом районе помешало появление подымавшихся вверх по Амуру 25 манчжурских лодок. С 13 по 30 июня партия Аносова предприняла попытку обследовать долину Биджана. Партия доходила до стрелки Биджана верст за 150 от Амура, но в шурфах везде был белый песок и редко – обломки гранита. С устья Биджана, не теряя более времени, Аносов направился в назначенный район работ, – верст за 100 выше озера Кизи и до устья Амура. 7 июля партия прибыла на к устью Горина. В пяти верстах выше устья речки Меданджи задали шурф, промыли более 50 пудов песку, знаков золота не нашли. С 17 по 28 июля обследовали берега озера Кизи, затем шурфовали речку, сходящуюся вершиной с Искаем, и прибыли в Николаевский пост 3 августа. В этом районе партия Аносова оставалась до начала сентября. Были заданы шурфы по рекам Мео и Искаю. Все промывки оказались безрезультатными. Развитые повсеместно в районе вулканические породы не оставляли, по мнению Аносова, надежды на обнаружение золота. В отличие от 1854 года, когда флотилия Муравьева прошла от Шилкинского завода до Мариинского поста у озера Кизи менее чем за месяц, на этот раз Аносов имел возможность составить более определенное представление о геологии прибрежий Амура. Наблюдения свои он вел, прежде всего, с позиции оценки золотоносности развитых здесь горных пород, придерживаясь представлений своего времени. В середине 19 века уже стало общепринятым связывать распространение россыпей с коренными проявлениями золота. Предполагалось, что золотое оруденение приурочено, в основном, к зоне соприкосновения глубинных, плутонических пород и сланцев [5]. Аносов, из опыта поисков золотоносных россыпей в Забайкалье, сделал вывод о приуроченности россыпей к горным узлам, образованным гранито-сиенитами [6]. В рассуждениях о поисках золота в Приморской области он также указывает на сходство золотоносных районов Калифорнии и Сибири. Общим для них, по его мнению, является приуроченность к горному поднятию, ось которого состоит из гранитов и сиенитов, а склоны и отроги – из разных метаморфических сланцев [7]. Определенное мнение сложилось у специалистов и о перспективности на золото различных пород, – области развития осадочных и вулканических пород, в отличие от сложенных гранитами и вмещающими их сланцами, рассматривались как бесперспективные. Указывалось также на положение россыпей в незначительном удалении от коренных источников. Знания и опыт подсказывали Аносову, что «правильно осажденные пласты» могут быть лишь в россыпях, расположенных по речкам с небольшим падением, с относительно пологим уклоном долины и в достаточном удалении от оси горного поднятия. Поиски золота вдали от гор, в долинах больших рек считались бесполезными. Исходя из этого и можно оценивать решение Аносова перенести поиски из долины Амура в Удской край, ближе к горам, сложенным, как тогда было уже известно, кристаллическими породами [8]. 2. Морской переход. Работы в Удском крае. Приближалась зима и надо было принимать решение. Куда идти ?.. Для поисков на левобережье Амура следовало уходить от реки на значительные расстояния к отрогам Хингана и Становика. На такие работы требовалось разрешение, а почта в Иркутск из Николаевского поста в то время еще ходила через Якутск и очень нерегулярно [9]. Наиболее удобным по условиям работ представлялся Удской край, где можно было приобрести оленей и добраться до окрестных гор всего за шесть дней. Путь от Николаевского поста до Удского острога (на собаках) занимал 30 дней, но грузы в Удской острог доставлялись также морем, на устье Уды. Как раз возникла необходимость отправить провиант для жителей Удска и местное начальство снарядило для этой цели тендер «Камчадал». Казенной поисковой партии было оказано содействие и 4 сентября 1857 Аносов с командой и годовым запасом продовольствия отплыл из Николаевского поста на этом небольшом парусном судне. «Камчадал» выбирался в открытое море почти десять дней, лавируя между многочисленными мелями и банками устья и лимана Амура и утопив незаменимую «кошку». Пришлось плыть за ней в Аян и оттуда возвращаться к устью Уды. 21 сентября, уже в Удской губе, судно попало в шторм. Через полтора дня шторм сменился штилем и зыбью, а при подходе к устью Уды – встречным ветром, дующим из долины. С большим трудом, благодаря приливному течению, понемногу подвигаясь, «Камчадал» все-таки вошел в устье реки и «поместился в одной из глубоких ям, окруженных банками». Только 6 октября Аносов смог отправиться в Удск. Лодка благополучно преодолела расстояние в 90 верст при содействии местных тунгусов. Шли на шестах и 8 октября были в Удске. Снаряжение партии в маршрут к верховьям Маи (Половинной) заняло больше месяца. Для перевозки груза, за недостатком вьючных оленей, пришлось воспользоваться собаками, запряженными в нарты. Только 13 ноября партия смогла начать работы. Поднимались вверх по Мае, обследовали притоки, местами отходя на значительное расстояние от реки. Поднимались по Мае и выше устья Чайдаха, где был устроен временный склад. Горный характер Маи, большая глубина залегания пласта не позволили партии провести глубокую шурфовку. Все же знаки (крупицы) золота, обнаруженные в речных наносах притоков Маи давали надежду на золотоносность и противоположных склонов Удских гор, – западных, обращенных к верховьям Зеи [10]. Именно там, в русле Купури, левого притока Зеи, при проведении работ Забайкальской экспедицией в 1851 году были отмыты мельчайшие золотинки. 3 февраля 1858 на устье Чайдаха прибыли олени, закупленные в Удске, и партия смогла двинуться вверх по Чайдаху к перевалу в Нучу (Лучу) – левый приток Купури [11]. В эту зиму глубина снега достигала аршина (около 70 см) и больше. Дорогу каравану прокладывал тунгус на лыжах, ведя в поводу рослого оленя. Крутой подъем на перевал преодолели благополучно и по пологому спуску вышли в долину Нучи и далее до Купури. Продвигаясь вниз по Купури с шурфовкой, партия всюду находила признаки золотоносности, – промывка давала мелкие золотины и золотую пыль. Данные Забайкальской экспедиции подтверждались. Для более детальных поисков Аносов выбрал речки, впадающие в Купури слева в ее нижнем течении. Здесь водораздельный хребет заканчивался и падение речек было относительно пологим, а долины были свободны от глыбовых свалов. Знаки золота оказались во всех трех речках, обследованных партией, – на Улягире, Кинлянжаке и Буреякане. Начались поиски собственно россыпей. Успех ожидал партию в долине Кинлянжака – к 1 мая 1858 года там была найдена россыпь, занимающая отдельные площади в расширяющихся частях долины. Из-за постоянного притока воды в шурфы детальная разведка была проведена лишь по одной линии. В этом пересечении среднее содержание золота в россыпи составило 1 золотник на 100 пудов песку при толщине пласта полтора аршина (более метра). В наиболее богатых шурфах оно доходило до полутора золотников. Толщина наносов, перекрывающих золотоносный пласт, составила четыре аршина (около трех метров). О перспективах Кинлянжакской россыпи Аносов пишет: «Ровное пластинчатое золото и правильность пласта заставляют предполагать, что в расширенных частях долины покоятся более богатые пласты золотоносных песков». Отмечая, что доставка провизии и инструмента на Кинлянжак возможна лишь от устья Уды, за 400 верст, Аносов указывает на возможность отработки россыпи только при содержании (на значительном расстоянии) 3 золотника на 100 пудов песку [12]. Разведочные работы продолжались все лето, но были прерваны. По этому поводу Аносов пишет без уточнений: «неблагоприятное стечение обстоятельств заставило нас вернуться в Удск» [13]. Из мемуаров Н.П.Аносова (архив Л.В.Гавриной; переданы в издание) можно узнать, что речь идёт о жестоком голоде из-за неприбытия транспорта из Удска). Только осенью партия вернулась на Кинлянжак для окончательного исследования россыпи, но убедилась в невозможности продолжения работ из-за постоянного притока воды в шурфы: начинались морозы и вода выжималась из болот, расположенных как раз на золотоносных участках. На одном из таких участков, у самого его края, пробитый с большим трудом шурф показал на глубине двух саженей наличие золотоносного пласта толщиной в сажень (более двух метров), но с низким содержанием золота. . О каких либо других действиях партии, перед возвращением в Удск для сборов в обратный путь на Амур, в опубликованном отчёте и статье в «Иркутских губернских ведомостях» ничего не сказано. На самом деле, эти действия, возможно, имеют прямое отношение к возникшему впоследствии слуху о «золотом кладе Аносова» - к его открытию богатого золота, не упомянутого им в публикациях об экспедиции конца 50-х годов. Интерес к этому «кладу», попытки его найти, подтвердить или опровергнуть легенду сохранились до наших дней. И весьма вероятно, что разгадка заключена в рассказе Аносова о его лействиях осенью 1858 года. Об этом Аносов пишет в упомянутых мемуарах. Аносов рассказывает, что в начале октября, уже по выпавшему снегу, он отправился искать золото к северо-западу, на правобережье Купури - в предгорьях Становика.а. Поручив Тетерину поиски в южной части этого района, Аносов пошёл севернее и даже подумывал о переходе через Становой хребет, где отряд Забайкальской экспедиции установил золотоность. Карта, которой пользовался Аносов, была весьма приблизительной и не давала представления о действительно больших расстояниях. Так или иначе, Аносов повернул на юг, догнал отряд Тетерина, обнаружив по пути горные породы, с которыми могло быть связано золото. В двух подходящих долинах задали по одному шурфу. И у Аносова и у Терерина шурфы вскрыли золотосодержащие пласты. Налицо были «все признаки правильных россыпей». Вот была радость! Но приходилось отложить на будущее основательные поиски в этой золотоносной местности и вернуться на Купури. Аносов обдумывал варианты выхода на Амур, справедливо считая поставленную Муравьевым задачу выполненной. Партия добилась успеха, на который Аносов, по его собственному признанию, не рассчитывал, – выявила перспективную площадь, открыла россыпь с достаточно высоким содержанием золота. Относительно скромные результаты предшественников, горных отрядов Забайкальской экспедиции (см. примечание 10), все же, имели значение для действий партии Аносова. Отрицательные результаты этой экспедиции на левобережье Уды в сочетании с данными Аносова по Мае-Половинной подвигли его без промедления перейти в бассейн Купури, золотоносность которого все же намечалась по данным Аргунова (см. примечание 3). Успех работ определялся и опытом, интуицией Аносова, и составом его команды [14]. Благодаря неожиданно представившейся возможности, партии удалось попасть в Удской край и верховья Зеи, существенно расширив район исследований. Речь уже шла об огромной территории. И обстоятельства подталкивали к продолжению этого супер-регионального обзора. Аносов пишет: «Нам предстояло идти или в Николаевский пост, или горами прямо на запад в Нерчинские заводы, но получив известие о выпавших глубоких снегах в приморской полосе, оставалось только идти вторым путем...» [15]. До Аносова из Удского острога в Нерчинские заводы в 1851 году возвращался отряд Карликова, топографа Забайкальской экспедиции [16]. Его путь проходил вверх по Уде и Шевли с перевалом в Селиткан и далее на запад через Инканскую часовню (см. карту). Через Инканскую часовню в конце 1844 года проехал и А.Ф.Миддендорф, возвращаясь из своей Сибирской экспедиции. Аносов выбрал кратчайший путь, – по южным отрогам Станового хребта. О дальнейших событиях, предшествующих отправлению из Удского в обратный путь на Амур, Аносов в своих публикациях не сообщает. Между тем, они носили драматический характер. И об этом мы узнаём из его мемуаров. Аносов решил продолжить поиски в открытой новой золотоносной местности. Отправив команду в Удск для сборов в обратный путь, он подготовил всё необходимое для своего похода, рассчитывая начать заниматься поисками до прибытия команды из Удска, продолжать их и нагнать затем свой караван уже на пути к Амуру. О дальнейшем в мемуарах Аносова сказано кратко, точно и выразительно, - «Команду отправил. Сам привожу свои вьюки в порядок. Наконец, всё готово, назавтра выступить в поход. Снял икону из угла, обернул её и положил возле портфеля. Пошёл в юрту, стоящую почти рядом, поболтать с тунгусами. Не прошло 10 минут, слышим какой-то шум, не то олени несутся, не то бор шумит. Выскочили и видим: домик мой объят пламенем. Подбежали к двери, отворили, оттуда пламя. Побежали к окну — из него тоже пламя, и стёкла все выломаны. Выбил раму и, засунув руку, вытащил портфель, и с ним и образ. . Всё сгорело, все припасы, осталось только масло, стоявшее снаружи. Рука сильно обожжена, имеет вид ростбифа. Прикладываю масло. Боль сильная, но готовимся в путь. В самые короткие дни, 12 декабря, в самые сильные морозы мы отправились. Рука первые дни грела меня, но затем было холодно. Ехали 14 дней на сухарях и на кирпичном чае. Бог спас, и доехали». 3. Возвращение на Амур. Еще один год работ. Сложность и рискованность возвращения на Амур ещё не изведанным путём состояла, прежде всего, в отсутствии надежного проводника. Удские тунгусы знали местность только до верховьев Зеи и с ороченами, кочевавшими западнее, не общались. Единственный, кого удалось найти в Удске, был якут Семен. Он был когда-то в Горбице, но все забыл и быть проводником согласился лишь при условии не нести ответственности, если партия отклонится от относительного безопасного пути через оленьи кормовища. Если бы это случилось, то олени погибли бы, а вслед за ними и люди. Спасти в этом случае мог лишь выход на юг, на Зею и сплыв по ней на плотах после вскрытия ото льда. Оставшихся оленей при этом можно было бы пустить на мясо. И все же партия отправилась в путь. |
