Главная страница.

Работы 1851-1852 гг. Становик, Приамурье, Западное Приохотье.

Распоряжение приступить к выполнению намеченных работ было получено из Петербурга в феврале 1851 года. Начальник экспедиции Агте поручил топографу Карликову с небольшим отрядом пройти вдоль границы с Китаем из Горбицы до Удского острога – небольшого опорного пункта, расположенного в тысяче километров к востоку по прямой. На всем протяжении этого огромного маршрута (на местности – не менее двух-трех тысяч километров) предстояло провести топографическую съемку, геологические наблюдения и пробные промывки речных наносов на предмет обнаружения их возможной золотоносности.
Основной же состав экспедиции собрался в Якутске для необходимой подготовки к переходу в Удской край по последнему зимнему пути, чтобы с наступлением весны выйти к предгорьям Становика–Джугджура и начать исследования. В этот район и далее в Удской острог, где должна была находиться база экспедиции, отправились два отряда, возглавляемые горными инженерами Кованько и Меглицким. Начальник экспедиции Агте и астроном Шварц проследовали из Якутска через Амгинскую слободу в Усть-Маю на Алдане. Отсюда по так называемому Аянскому тракту, в летнее время – вьючной тропой, через урочище Нелькан они прошли до только что устроенного нового порта Аян на побережье Охотского моря. Из Аяна приплыли на байдаре к устью Уды и вышли в Удской острог, расположенный на левом берегу этой реки.
Той же дорогой двинулся отряд Меглицкого. До Усть-Маи отряд шел на лошадях, оттуда – на оленях. Пройдя Аянским трактом до предгорий Джугджура, отряд повернул на юго-запад. Для дальнейшего продвижения потребовались услуги проводников-эвенков. В истоках Маймакана Меглицкий перешел через Джугджур в речную систему Уды, пересек верховья Джаны и спустился долиной Маи-Половинной до Удского острога. Сотрудниками Меглицкого в этом продолжительном (апрель–июнь) маршруте были Крутиков, проводивший топографическую съемку, и штейгер Пестриков, помогавший в геологических наблюдениях.
По плану дальнейших работ отряду Меглицкого предстояло исследование пространства, заключенного между реками Уда, на севере, и Тугур – на юге. Маршрут начался с обследования материкового побережья Охотского моря между устьями этих рек. Для транспортировки были использованы лодки. 2 июля Меглицкий достиг устья Торома и двинулся дальше вдоль берега на юг, проводя подробные геологические наблюдения. Ему удалось, в частности, найти в древних морских отложениях окаменелые остатки раковин, что позволяло восстановить последовательность геологических событий в регионе. Но, к сожалению, эти палеонтологические сборы были впоследствии утрачены. После изучения острова Большой Шантар отряд Меглицкого прибыл на устье Тугура. Отсюда топограф Крутиков начал самостоятельный маршрут с выходом на Селемджинский хребет. Кроме топографической съемки, он проводил геологические наблюдения и собрал коллекцию, переданную Меглицкому для обработки. Меглицкий продолжил исследования, продвигаясь от Тугура на север на правобережье Уды через верховья рек, впадающих в Охотское море. В конце августа он вышел в Удской острог.
Впечатления от работы на побережье заставили геолога-первопроходца включить в сугубо специальный текст отчета несколько поэтических строк, – «Наружное очертание берегов Охотского моря ... и группа Шантарских островов поражают взоры путника своим величием и дикостью форм. Необыкновенно высокий берег материка спускается к морю отвесными стенами, и волны беспрерывно разбиваются о каменный оплот». И далее – «Мысы, выдающиеся далеко в море, являются в виде острых гребней и скал, изобилующих самыми смелыми и живописными формами. Со стороны моря большая часть мысов совершенно неприступна и служит убежищем бесчисленному количеству тупоносых уток... На высочайших пунктах этих мысов, преимущественно же на острых столбах, выступающих из волн пенящегося у берега буруна, гнездится белоголовый орел... Несколько видов тюленей..., дельфин и киты играют на этих неприступных местах».
Второй отряд экспедиции, вышедший из Якутска в апреле 1851 года, возглавил Кованько. Отряд Кованько, в отличие от «легкого» отряда Меглицкого, включал основной контингент прикомандированных к экспедиции нижних чинов, необходимое снаряжение и запасы продовольствия. Последнее было совершенно необходимо, поскольку надеяться на их пополнение в Удском остроге не приходилось. Немногочисленные жители этого чрезвычайно удаленного пограничного пункта сами испытывали недостаток провизии, восполняя его жиром погибших китов, выброшенных приливом на берег.
Отряд продвигался на юг известной дорогой, – Удским трактом, идущим от Алдана в Удской острог через Учурскую часовню. Этим путем проходил в 1844 и Миддендорф. Учурская Троицкая часовня была построена и освящена в 1846 году в месте проведения Учурской ярмарки на правом берегу Учура вблизи устья речки Сэлиндэ, известной своей заполненной льдом долиной. На всем пути Кованько провел геологические наблюдения, вошедшие затем в обзорный отчет Меглицкого. Два параллельных маршрутных пересечения Учуро-Майского района, осуществленные Кованько и Меглицким, в сочетании с материалами маршрутов 1850 года (Меглицкого по Лене и Алданской партии Кованько) позволили впервые составить достаточно полное представление о геологическом строении юго-восточной окраины Сибирской платформы.
По прибытии в Удской острог (15 июня) Кованько занялся организацией поисковых работ на россыпное золото. Он наметил несколько участков в долинах притоков Уды, где предстояло вскрыть небольшими шурфами-колодцами речные наносы и провести их опробование на присутствие золота. Для этой тяжелой и ответственной работы были сформированы несколько горных партий, в состав которых входили рабочие (местные тунгусы) и промывальщики (горные служители экспедиции). Партиями руководили штейгеры Иван Дудин, прибывший из Горбицы с отрядом Карликова, и Киприян Пестриков, прибывший с отрядом Меглицкого. Несмотря на все усилия поиски золота в бассейне Уды не дали положительных результатов. Сказались чрезвычайно тяжелые условия работы и ограниченные возможности экспедиции. Да и геологическая обстановка не давала надежд на открытие россыпей в этом районе.
Но наиболее продолжительным и трудным весной–летом 1851 года был поход отряда топографа Карликова из Горбицы в Удской острог, по пограничным хребтам. В отряд входили унтер-шихтмейстер Дудин, казак Скобельцын и два эвенка, – проводник Киприан Софронов и оленевод Николай. Караван шел, придерживаясь общего направления трудно проходимого водораздела речных систем Лены и Амура. В первой части пути, от Горбицы до собственно Станового хребта, маршрут уклонялся от теоретической границы с Китаем сначала к северу, а от верховьев Ольдоя – к югу. При движении далее на восток, от горы Типтур, сложенной древними вулканическими породами, более удобными для передвижения оказались северные склоны Станового хребта. Сам водораздел здесь покрыт глыбовыми развалами гранитных пород, зарослями кедрового стланника и цепкой кустарниковой березки («ерника», по меткому народному определению). В восточной части хребта отряд перешел на «китайскую территорию» в верховья реки Ток, правого притока Зеи, а оттуда – кратчайшим путем к истокам Уды.
Рассказ об этом беспримерном походе Скобельцын в своих «Записках» начинает вводной фразой: «По незнакомству с местностью путешествие наше представляло очень много трудностей, лишений и даже опасности». Действительно, никто таким маршрутом не проходил. Предшественники Карликова, топографы Скобельцын (однофамилец нашего казака) и Шетилов более ста лет до описываемых событий, в 1735 и 1737 годах, так и не достигли Станового хребта. Даже эвенки кочевали ниже по течению рек, и первого человека отряд встретил чуть ли не через 2000 верст пути, по-видимому, в восточной части Становика. Скобельцын вспоминает: «Сопровождавший нас орочен радостно вскричал: «вот и орочен!». Я этому также обрадовался и хотел убедиться в действительности сообщения нашего проводника. С этой целью я поднялся на валежину, чтобы лучше видеть, за что чуть не поплатился жизнью. Орочен, увидев меня в красной рубашке и белой шляпе, быстро сдернул с плеч ружье, прицелился и готов был выстрелить. Я ужаснулся и закричал по-ороченски: – Анда, что ты делаешь? Не стреляй в меня, я такой же человек, как ты. – Слова мои подействовали. Он не стал стрелять, но в то же время бросился бежать от нас с быстротою зверя...». Проводнику Киприану удалось все же отыскать этого охотника-тунгуса и уговорить помочь отряду продвигаться дальше. Знаний орочона хватило на два дня пути.
Через некоторое время после этой встречи отряд, продвигаясь на восток, оказался в непроходимой каменистой и узкой долине реки Ток. Было совершенно не понятно, в каком направлении двигаться, чтобы выйти к Зее. И Скобельцын решил попытаться найти орочонов, используя известный ему «язык» таежных сигналов. Он поднимался на самые высокие гольцы и жег там белый мох, что означало приглашение встретиться. Через два дня Скобельцын заметил ответный дым и отправился на поиски, продолжая время от времени жечь мох. От найденных им двух охотников-орочонов удалось узнать, как выйти к Зее. От Зеи в верховья Уды отряд шел, придерживаясь общего юго-восточного направления. Выйдя к какой-то горной речке, двинулись вниз по берегу, поместив груз на плотик. К счастью, это оказалась Уда. После впадения справа большого притока (река Шевли) фарватер стал лучше, и отряд благополучно прибыл в Удской острог. Карликов представил находившемуся там начальнику экспедиции материалы топографической съемки и коллекцию горных пород, собранную унтер-шихтмейстером Дудиным. Через много лет Скобельцын вспоминал прием, оказанный долгожданному отряду: «Полковник Ахте выразил нам горячую благодарность за понесенные труды, обещав исходотайствовать мне пожизненную пенсию. Но обещание осталось только обещанием».
В начале августа 1851 года горный инженер Кованько и топограф Карликов должны были отправиться в длительный переход на запад через приамурскую тайгу в Забайкалье, в Горбицу. На всем этом расстоянии предстояло провести топографическую съемку и геологические исследования. Но поднявшись вверх по Уде на лодках до места, откуда предстояло идти вьючным караваном через Селемджинский хребет к Инканской часовне, отряд вынужден был остановиться. У многих оленей, шедших берегом, обнаружилась какая-то заразная болезнь. Для дальнейшего продвижения необходимо было отобрать здоровых животных. Вынужденная задержка поставила под вопрос проведение геологических исследований, – это можно было сделать лишь до наступления холодов и начала снегопадов. Партия продолжила сборы, а Кованько был отозван в Удской острог.
Нехватка оленей, необходимых для проведения новых геологических маршрутов, и неудача золотопоисковых работ заставили пересмотреть планы. Экспедиция должна была завершиться к осени 1852 года и впереди была длительная зимовка в Удском остроге, а затем возвращение в Якутск переходными маршрутами с большим объемом топографических работ. Начальник экспедиции принял решение отправить горных инженеров в Якутск. Кованько получил распоряжение передать собранные материалы Меглицкому и на этом его работа в экспедиции завершилась. Меглицкому было поручено провести на обратном пути геологические исследования берегов Охотского моря от устья Уды до порта Аян и оттуда по Аянскому тракту до реки Маи. В Якутске Меглицкий должен был поработать в архиве, затем вернуться в Иркутск и заняться обработкой материалов и составлением сводного геологического отчета. На лето 1852 года он получил задание провести геологические исследования в Прибайкалье.
Между тем, топограф Карликов возглавил отряд, который должен был вернуться в Забайкалье по маршруту, намеченному для Кованько, и задержался на реке Уде из-за болезни оленей. В отряде Карликова находились казак Скобельцын, проводник Киприан Софронов и штейгер Дудин. От места непредвиденной задержки отряд прошел через Селемджинский хребет на Селемджу к Инканской часовне. Обнаружилось, что часовня сожжена, а на деревьях видны какие-то китайские надписи. Деревья срубили, отделили места с надписями и отправили с орочонами начальнику экспедиции в Удской острог. От бывшей часовни отряд двинулся на запад к озеру Огорон и к Зее. Скобельцын пишет: «Здесь в поле лежал снег, который препятствовал дальнейшему следованию; но все-таки мы кое-как двигались вперед: я шел впереди на лыжах, а за мною следовали остальные. Так как топограф Карлинов (так в тексте – Е.З.) обязан был, по приказанию начальника экспедиции, спуститься по Зее вниз для съемки на карту Зейской местности, то я с ним отправился для этой цели, оставив товарищей ждать нашего возвращения. Но наше предприятие не удалось. Дорогою мы встретили шесть человек манегров, которые внушили нам большую опасность, почему мы решились немедленно вернуться к товарищам и поспешно отправились в дальнейший путь». Двигаясь на запад, отряд Карликова вышел к Амуру недалеко от пограничного поста Усть-Стрелки.
Незаурядные способности экспедиционного работника проявил чертежник Аргунов. Помимо выполнения своих прямых обязанностей, – черчения топографических планов, – он провел самостоятельные маршруты с топографической съемкой и геологическими наблюдениями, хорошо усвоив, по-видимому, наставления своих старших товарищей, горных инженеров и геодезистов. В свой первый маршрут Аргунов вышел 9 августа 1851 года, вместе с астрономом Шварцем, из Удского острога вверх по Уде. Отделившись от Шварца на устье Чогара, он продолжил работы самостоятельно, продвигаясь вверх по этой реке. Перейдя через хребет Джугдыр в бассейн верхнего течения реки Купури, он обследовал местность нахождения серебро-свинцовой руды, указанную 80-летним якутом, взятым в поход специально для этого из Удского острога. На правобережье Купури Аргунов и помогавший ему горный служитель Нефедьев нашли проявление серебро-свинцовой руды. На всем протяжении маршрута, до верховьев Купури и вдоль этой реки до устья Аргунов провел достаточно детальные геологические наблюдения. На устье Купури он присоединился к группе астронома Шварца. Аргунов провел также поиски россыпного золота. Мелкие чешуйки золота удалось намыть из русловых отложений приустьевой части Купури. В долине левого притока реки Купури был задан шурф, вскрывший речные отложения, содержащие на глубине двух с половиной метров крупицы («знаки») золота. Это было указанием на присутствие россыпи. Для выяснения ее положения и размеров требовались основательные работы, которые отряд провести своими силами не мог. Эта задача была практически невыполнима и для самой экспедиции. Исследователи вернулись в Удской острог глубокой осенью, – 20 октября. Открытия Аргунова сыграли в дальнейшем свою роль при поисках золота в Приамурье.
С поздней осени 1851 года до весны 1852 Шварц и Крутиков проводили топографические съемки района, расположенного к югу от Селемджинского хребта, пограничного с Китаем, – в верхнем течении рек Селемджи, Буреи и Амгуни. Отряд Шварца вышел из Удского острога в свое «большое путешествие к трем часовням» 19 ноября 1851 года. Маршрутная съемка в этом отряде была доверена Аргунову. Шварц продолжил астрономические определения опорных пунктов. Именно эти его определения должны были позволить в дальнейшем, при обработке материалов экспедиции, построить первую достоверную карту региона. Пройдя через долину Галама, вверх по Шевли и перейдя водораздел, отряд вышел к Инканской часовне на правобережье Селемджи. Затем маршрут пролегал на юго-восток в систему Буреи. На левобережье Буреи, в верховьях Дубликана находилась Буреинская часовня. В отличие от Инканской часовни, сожженной в августе этого года китайцами, Буреинская оказалась неповрежденной.
О трех часовнях, построенных в этом удаленном крае, практически не посещавшемся представителями китайских властей, Шварц пишет: «С течением времени эти три места сделались рыночными местами; в них сходились тунгусы, кочующие к югу от Станового хребта, с якутами и русскими купцами для промена своих мехов на порох, свинец, чай, масло, мед, железные товары и ситцы; православные священники и казаки из Удского острога аккуратно посещают эти места; первые для обращения туземцев в христианскую веру и для крещения обратившихся, вторые для сбора ясака. Для божественной службы, совершающейся в упомянутых здесь местах во время ярмарки, построено в каждом месте по одному деревянному домику; они освящены для совершения божественной службы и украшены крестом».
От Буреинской часовни отряд Шварца направился к истокам Буреи и, пройдя вверх по правой составляющей этой реки, вышел к водоразделу верховьев Селемджи и левых притоков Амгуни, - Керби и Нимелена. Спустившись по Нимелену и повернув далее на север, отряд вышел к Буруканской часовне на Тугуре. Отсюда Аргунов возвратился в Удской острог, а Шварц продолжил исследования вниз по Тугуру до Охотского побережья. Отсюда Шварцу предстояло еще пройти на восток к устью Амура для соединения геодезических работ Забайкальской экспедиции со съемками морских офицеров экспедиции Невельского. Недостаток времени не позволил осуществить этот план. «Особенным приказанием» Шварц был отозван с устья Тугура в Удской острог, куда и прибыл 2 апреля 1852 года.
Отряд Крутикова, отправившийся из Удского в середине октября, проводил съемку в районе еще более удаленном от базы экспедиции, дойдя в своих исследованиях до нижнего течения Буреи и Кульдурских минеральных источников в верховьях Биры. Это была самая южная точка работ Забайкальской экспедиции. Отсюда отряд проследовал на восток, через бассейн верхнего течения Тырмы, и достиг реки Урми. Двигаясь далее вверх по Урми на север, Крутиков вышел к верховьям Амгуни в том месте, где эта река резко меняет направление своего течения с преобладающего южного на северо-восточное. Крутиков прошел маршрутом вниз по Амгуни до устья Семитки (280 верст), почти сомкнув свою съемку с рекогносцировочными работами мичмана Чихачева, члена команды Невельского, действовавшей в это время в бассейне нижнего течения Амура. С Амгуни, двигаясь на север по Нимелену на Тугур, отряд Крутикова вышел к Буруканской часовне, откуда возвратился в Удской острог. Возвращение Крутикова, видимо, настолько задержалось, что по прибытии Скобельцына в Горбицу его отправили на поиски пропавшего отряда. В «Записках» Скобельцина упоминается драматический эпизод, случившийся с отрядом Крутикова, – на Бурее утонули все припасы. В этой критической ситуации отряду помогли кочевые охотники-аборигены.
В ожидании наступления весны остальные члены экспедиции оставалась в Удском остроге. От этого древнего, основанного в 1679 году, когда-то внушительного опорного пункта, типичного для Сибири (высокий и широкий рубленый оплот с шестью сторожевыми башнями, пушки, цейхгауз), к середине 19 века ничего не сохранилось. Военный гарнизон острога после 1812 года сменила небольшая (до 11 человек) казачья команда. В 1852 году, по данным чиновника особых поручений Свербеева, в Удском остроге проживало несколько семей крестьян и казаков. Кроме них, как он пишет, «...в Удском крае ведут бродячий образ жизни три тунгусских рода: Лалызырский, Энкягирский и Эжанский, и один якутский нослег – Жерский, – всего 247 душ». В «Сибирских письмах» Свербеева звучат мотивы, столь знакомые современному читателю по произведениям В.К.Арсеньева и Г.А.Федосеева с их героями – Дерсу Узала и Улукитканом. Интересно, что Федосеев, в качестве профессионального топографа, работал сто лет спустя именно в Удском крае, в местах проведения маршрутов Шварца и Аргунова на Джугдыре. Н.Д.Свербеев пишет: «Тунгус родится в лесу, в лесу живет безвыходно, в лесу и умирает... Цель его жизни – пропитание семьи и себя; все его богатство заключается в винтовке, все поприще – лес и речки. Физиономия тунгуса дышит добродушием и кротостью; глаза отсвечивают чистую, простую душу, непричастную коварству, хитрости и обману. ...как ни прославляется гостеприимство русского человека но, поверьте, оно еще искреннее в урасе бродячего тунгуса».

Сайт создан в системе uCoz

Главная страница.

к началу текста очерка